В День защитника Отечества вспомнилась нам одна история, рассказанная талантливым автором и исполнителем, артистом музыкального издательства «Звук-М» — Дамиром Якубовым…
Он поделился с нами воспоминаниями о своей службе в армии, а мы в свою очередь, хотим поведать эту историю вам. Изложена она самим Дамиром и, за исключением замены пары нецензурных слов, редакция в его изложение не вмешивалась, оставляя текст авторским.
Так что, предлагаем вашему вниманию отрывок из автобиографии Якубова, повествующий о том, как круто может вдруг изменить твою жизнь музыка…
«…Первые пару месяцев в армии дались нелегко. Приходилось бегать по утрам, заступать в наряды, стрелять по ночам из всех видов оружия, окапываться, надевать ОЗК и бегать в противогазе. Служил я в пехотном полку в ПГТ Десна недалеко от города Чернигов. Писал письма деду и жаловался на солдатскую жизнь. Сочинял грустные песни и мечтал найти и разобраться со своими сержантами на «гражданке».
Но в один прекрасный вечер жизнь рядового Якубова круто изменилась.
Дело в том, что один из сержантов пытался играть на семиструнной гитаре соло из песни Highway Star из репертуара группы Deep Purple, но все его попытки снять великого Блэкмора были тщетны. Я осторожно предложил показать упражнение, повторяя которое каждый день (по 48 часов в день лет через 10) мой сержант смог бы сыграть знаменитое соло. Сержант Жвинклис, так звали моего сержанта, посмотрел на меня и сказал: «Так, что ты, бабай, молчал 2 месяца. Пошли в каптерку…», встал с кровати и повел меня в каптерку. Все, кто служили в советской армии знают, что такое попасть в каптерку после отбоя.
В каптерке сидели все мои суровые командиры и пили чай с кусковым сахаром, заедая чай батоном густо намазанным сливочным маслом. На столе лежали шоколадные конфеты, колбаса, сигареты Герцеговина Флор и много еще чего «с гражданки», забытого за несколько месяцев напряженной службы. Во главе стола сидел старшина роты, Валентин Наливайченко, который увидев меня, вытянул в негодовании лицо и заорал на Жвинклиса: — Какого хрена ты привел его сюда? (Дело в том, что, несмотря на то, что я всего 2 месяца находился на службе в «Остере», так называли знаменитую «учебку», я не отличался покладистым характером, успев подраться в наряде по кухне; несколько раз громко послал на 3 буквы сержантов, саботировал приказы, получая за это «наряды вне очереди» и прочие привилегии, стимулирующие перевоспитание «кавказского характера»).
— Валя, не ори!, — успокоил Наливайченко Жвинклис, — этот чурбан Пёрпл умеет играть!
Наливайченко открыл рот, поставил кружку с чаем на стол, встал, подошел ко мне вплотную и заорал: «Смирно! А «Лестницу в небо» играешь?
— Играю! – ответил я, — я всё играю…
— И естудэй?, — не унимался Наливайченко
— И естудэй!, — копируя его произношение парировал я.
— А Лав Хунтер слышал?»
— LoveHunter – поправил его я.
— Не борзей, чурбан. Лёха, — он обернулся обращаясь к сержанту Кравченко, — дай-ка бабаю гитару, пусть он сыграет что-нибудь. Ну, все, бабай, тебе конец, если ты нам лапшу на уши вешать пытаешься, — глядя на меня в упор громко сказал Наливайченко и засмеялся…
Я играл и пел на английском часа два всё, что меня просили соскучившиеся по гражданке сержанты. Пальцы отказывались прижимать струны советской гитары, но я держался до последнего пока Наливайченко не подошел ко мне и хлопая меня по плечу не сказал: — Ну, все, Якубов, кончились твои мучения! Будешь заступать дежурным по роте. В наряд по кухне его не посылать, дневальным его не ставить, копать не заставлять, круглое не носить и квадратное не катить, — обращаясь к сержантам скомандовал Валентин, — иди, Якубов, спать.
Я пожелал всем спокойной ночи, открыл дверь и уже сделал шаг в открытый дверной проем, как Наливайченко снова меня окрикнул:
— Как тебя зовут, Якубов?
— Дамир, — ответил я и вышел в расположение роты.
— Будешь запевалой, Дамир, — слова догнали меня в коридоре.
Рота спала и сопела носами. В казарме стоял стойкий запах портянок. Я улыбнулся, потер затекшие от долгой игры на гитаре руки, дошел до своей кровати, разделся и лег спать.
Вот так началась моя новая, солдатская жизнь…»
